
<СОЧИНЕНИЯ И ПЕРЕВОДЫ В СТИХАХ ПАВЛА КАТЕНИНА.>

     На днях вышли в свет ¤0_0_1_0¤Сочинения и переводы в стихах Павла Катенина. ¤0_0_0_0¤
     Издатель (г. Бахтин) в начале предисловия, весьма замечательного, упомянул о том, что П. А. Катенин, почти при вступлении на поприще словесности, был встречен самыми несправедливыми и самыми неумеренными критиками.
     Нам кажется, что г. Катенин (так как и все наши писатели вообще) скорее мог бы жаловаться на безмолвие критики, чем на ее строгость или пристрастную привязчивость. Критики, по настоящему, еще у нас не существует: несправедливо было бы нам и требовать оной. У нас и литература едва ли существует; а на нет суда нет, говорит неоспоримая пословица. Если публика может довольствоваться тем, что называют у нас критикою, то это доказывает только, что мы еще не имеем нужды ни в Шлегелях, ни даже в Лагарпах.
     Что же касается до несправедливой холодности, оказываемой публикою сочинениям г. Катенина, то во всех отношениях она делает ему честь: во-первых, она доказывает отвращение поэта от мелочных способов добывать успехи, а во-вторых, и его самостоятельность. Никогда не старался он угождать господствующему вкусу в публике, напротив: шел всегда своим путем, творя для самого себя, что и как ему было угодно. Он даже до того простер сию гордую независимость, что оставлял одну отрасль поэзии, как скоро становилась она модною, и удалялся туда, куда не сопровождали его ни пристрастие толпы, ни образцы какого-нибудь писателя, увлекающего за собою других. Таким образом, быв один из первых апостолов романтизма и первый введши в круг возвышенной поэзии язык и предметы простонародные, он первый отрекся от романтизма, и обратился к классическим идолам, когда читающей публике начала нравиться новизна литературного преобразования.
     Первым замечательным произведением г-на Катенина был перевод славной Биргеровой Леноры. Она была уже известна у нас по неверному и прелестному подражанию Жуковского, который сделал из неё то же, что Байрон в своем Манфреде сделал из Фауста: ослабил дух и формы своего образца. Катенин это чувствовал и вздумал показать нам Ленору в энергической красоте ее первобытного создания; он написал ¤0_0_1_0¤Ольгу. ¤0_0_0_0¤ Но сия простота и даже грубость выражений, сия ¤0_0_1_0¤сволочь, ¤0_0_0_0¤ заменившая ¤0_0_1_0¤воздушную цепь теней, ¤0_0_0_0¤ сия виселица, вместо сельских картин, озаренных летнею луною, неприятно поразили непривычных читателей, и Гнедич взялся высказать их мнения в статье, коей несправедливость обличена была Грибоедовым. После ¤0_0_1_0¤Ольги ¤0_0_0_0¤ явился ¤0_0_1_0¤Убийца, ¤0_0_0_0¤ лучшая, может быть, из баллад Катенина. Впечатление, им произведенное, было и того хуже; убийца, в припадке сумасшествия, бранил месяц, свидетеля его злодеяния, ¤0_0_1_0¤плешивым! ¤0_0_0_0¤ Читатели, воспитанные на Флориане и Парни, расхохотались и почли балладу ниже всякой критики.
     Таковы были первые неудачи Катенина; они имели влияние и на следующие его произведения. На театре имел он решительные успехи. От времени до времени в журналах и альманахах появлялись его стихотворения, коим наконец начали отдавать справедливость, и то скупо и неохотно. Между ими отличаются ¤0_0_1_0¤Мстислав Мстиславич, ¤0_0_0_0¤ стихотворение исполненное огня и движения, и ¤0_0_1_0¤Старая Быль, ¤0_0_0_0¤ где столько простодушия и истинной поэзии.
     В книге, ныне изданной, просвещенные читатели заметят ¤0_0_1_0¤идиллию, ¤0_0_0_0¤ где с такой прелестною верностию постигнута буколическая природа, не Геснеровская, чопорная и манерная, но древняя простая, широкая, свободная; меланхолическую ¤0_0_1_0¤Элегию, ¤0_0_0_0¤ мастерской перевод трех песен из ¤0_0_0_1_128¤Inferno ¤0_0_0_0¤ и собрание ¤0_0_1_0¤романсов о Сиде, ¤0_0_0_0¤ сию простонародную хронику, столь любопытную и поэтическую. - Знатоки отдадут справедливость ученой отделке и звучности гекзаметра и вообще механизму стиха г-на Катенина, слишком пренебрегаемому лучшими нашими стихотворцами.

                             14 марта 1833.



<МОСКВА БЫЛА ОСВОБОЖДЕНА.>

     Москва была освобождена Пожарским, польское войско удалялось, король шведский думал о замирении, последняя опора Марины, Заруцкий, злодействовал в отдаленном краю России. Отечество отдохнуло и стало думать об избрании себе нового царя. Выборные люди ото всего государства стеклись в разоренную Москву, и приступили к великому делу. Долго не могли решиться; помнили горькие последствия двух недавних выборов. Многие бояре не уступали в знатности родам Шуйских и Годуновых; каждый думал о себе или о родственнике, вдруг посреди прений и всеобщего недоумения, произнесено было имя Михаила Романова.
     Михаил Феодорович был сын знаменитого боярина Феодора Никитича, некогда сосланного царем Борисом и неволею постриженного в монахи, в царств.<ование> Лжедимитрия (1605) из монастырского заточения возведенного на степень митрополита Ростовского и прославившего свое иноческое имя в истории нашего отечества.
     Юный Михаил по женскому колену происходил от Рюрика, ибо родная бабка его, супруга Никиты Романовича, была родная сестра царя Иоанна Васильевича. С самых первых лет испытал он превратности судьбы. Младенцем разделял он заточение с материю своею, Ксенией Ивановной, в 1600 году под именем инокини Марфы постриженною в пустынном Онежском монастыре.
     Лже-Димитрий перевел их в костромской Ипатской монастырь, определив им приличное роду их содержание.

                                                                 ¤0_0_1_0¤<1833> ¤0_0_0_0¤ 



<ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ МОСКВЫ В ПЕТЕРБУРГ.> 

<БЕЛОВАЯ РЕДАКЦИЯ.> 

     Шоссе.

     Узнав, что новая московская дорога совсем окончена, я вздумал съездить в Петербург, где не бывал более пятнадцати лет. Я записался в конторе поспешных дилижансов (которые показались мне спокойнее прежних почтовых карет) и 15 октября в десять часов утра выехал из Тверской заставы.
     Катясь по гладкому шоссе, в спокойном экипаже, не заботясь ни о его прочности, ни о прогонах, ни о лошадях, я вспомнил о последнем своем путешествии в Петербург, по старой дороге. Не решившись скакать на перекладных, я купил тогда дешевую коляску и с одним слугою отправился в путь. Не знаю, кто из нас, Иван или я, согрешил перед выездом, но путешествие наше было неблагополучно. Проклятая коляска требовала поминутно починки. Кузнецы меня притесняли, рытвины и местами деревянная мостовая совершенно измучили. Целые шесть дней тащился я по несносной дороге и приехал в Петербург полумертвый. Мои приятели смеялись над моей изнеженностию, но я не имею и притязаний на фельдъегерское геройство, и, по зимнему пути возвратясь в Москву, с той поры уже никуда не выезжал.
     Вообще дороги в России (благодаря пространству) хороши и были бы еще лучше, если бы губернаторы менее об них заботились. Например; дерн есть уже природная мостовая; за чем его сдирать и заменять наносной землею, которая при первом дождике обращается в слякоть? Поправка дорог, одна из самых тягостных повинностей, не приносит почти никакой пользы и есть большею частью, предлог к утеснению и взяткам. Возьмите первого мужика, хотя крошечку смышленого, и заставьте его провести новую дорогу: он начнет, вероятно, с того, что пророет два параллельные рва для стечения дождевой воды. Лет 40 тому назад один воевода, вместо рвов, поделал парапеты, так что дороги сделались ящиками для грязи. Летом дороги прекрасны; но весной и осенью путешественники принуждены ездить по пашням и полям, потому что экипажи вязнут и тонут на большой дороге, между тем как пешеходы, гуляя по парапетам, благословляют память мудрого воеводы. Таких воевод на Руси весьма довольно.
     Великолепное московское шоссе начато по повелению императора Александра; дилижансы учреждены обществом частных людей. Так должно быть и во всем: правительство открывает дорогу: частные люди находят удобнейшие способы ею пользоваться.
     Не могу не заметить, что со времен восшедствия на престол дома Романовых у нас правительство всегда впереди на поприще образованности и просвещения. Народ следует за ним всегда лениво, а иногда и не охотно.
     Собравшись в дорогу, вместо пирогов и холодной телятины, я хотел запастися книгою, понадеясь довольно легкомысленно на трактиры и боясь разговоров с почтовыми товарищами. В тюрьме и в путешествии всякая книга есть божий дар, и та, которую не решитесь вы и раскрыть, возвращаясь из Английского клоба или собираясь на бал, покажется вам занимательна, как арабская сказка, если попадется вам в каземате или в поспешном дилижансе. Скажу более: в таких случаях, чем книга скучнее, тем она предпочтительнее. Книгу занимательную вы проглотите слишком скоро, она слишком врежется в вашу память и воображение; перечесть ее уже невозможно. Книга скучная, напротив, читается с расстановкою, с отдохновением - оставляет вам способность позабыться, мечтать; опомнившись, вы опять за нее принимаетесь, перечитываете места, вами пропущенные без внимания, etc. Книга скучная представляет более развлечения. Понятие о скуке весьма относительное. Книга скучная может быть очень хороша; не говорю об книгах ученых, но и об книгах, писанных с целию просто литературною. Многие читатели согласятся со мною, что Клариса очень утомительна и скучна, но со всем тем роман Ричардсонов имеет необыкновенное достоинство.
     Вот на что хороши - путешествия.
     Итак, собравшись в дорогу, зашел я к старому моему приятелю **, коего библиотекой привык я пользоваться. Я просил у него книгу скучную, но любопытную в каком бы то ни было отношении. Приятель мой хотел было мне дать нравственно-сатирический роман, утверждая, что скучнее ничего быть не может, а что книга очень любопытна в отношении участи ее в публике, но я его благодарил, зная уже по опыту непреодолимость нравственно-сатирических романов. "Постой, сказал мне **, есть у меня для тебя книжка". С этим словом вынул он из-за полного собрания сочинений Александра Сумарокова и Михайла Хераскова книгу, повидимому изданную в конце прошлого столетия. "Прошу беречь ее, сказал он таинственным голосом. Надеюсь, что ты вполне оценишь и оправдаешь мою доверенность". Я раскрыл ее и прочел заглавие: ¤0_0_1_0¤Путешествие из Петербурга в Москву. ¤0_0_0_0¤ С. П. Б. 1790 году. С эпиграфом:

Чудище обло, озорно, огромно, стозевно, и лаяй. 
          ¤0_0_1_0¤Тилимахида. Кн. XVIII, ст. 514. ¤0_0_0_0¤

     Книга, некогда прошумевшая соблазном и навлекшая на сочинителя гнев Екатерины, смертный приговор и ссылку в Сибирь; ныне типографическая редкость, потерявшая свою заманчивость, случайно встречаемая на пыльной полке библиомана или в мешке брадатого разносчика.
     Я искренно благодарил ** и взял с собою Путешествие. 
     Содержание его всем известно. Радищев написал несколько отрывков, дав каждому в заглавие название одной из станций, находящихся на дороге из Петербурга в Москву. В них излил он свои мысли безо всякой связи и порядка. В Черной грязи, пока переменяли лошадей, я начал книгу с последней главы и таким образом заставил Радищева путешествовать со мною из Москвы в Петербург.


     Москва.

     Москва! Москва!... восклицает Радищев на последней странице своей книги, и бросает желчью напитанное перо, как будто мрачные картины его воображения рассеялись при взгляде на золотые маковки Москвы белокаменной. Вот уже Всесвятское... Он прощается с утомленным читателем; он просит своего сопутника подождать его у околицы; на возвратном пути он примется опять за свои горькие полу-истины, за свои дерзкие мечтания... Теперь ему некогда: он скачет успокоиться в семье родных, позабыться в вихре московских забав. До свидания, читатель! Ямщик, погоняй! Москва! Москва!...
     Многое переменилось со времен Радищева: ныне покидая смиренную Москву и готовясь увидеть блестящий Петербург, я заранее встревожен при мысли переменить мой тихой образ жизни на вихрь и шум, ожидающий меня; голова моя заранее кружится...
     ¤0_0_1_0_142¤Fuit Troja, fuimus trojani. ¤0_0_0_0¤ Некогда соперничество между Москвой и Петербургом действительно существовало. Некогда в Москве пребывало богатое, неслужащее боярство, вельможи оставившие двор, люди независимые, беспечные, страстные к безвредному злоречию и к дешевому хлебосольству; некогда Москва была сборным местом для всего русского дворянства, которое изо всех провинций съезжалось в нее на зиму. Блестящая гвардейская молодежь налетала туда ж из Петербурга. Во всех концах древней столицы гремела музыка, и везде была толпа. В зале Благородного собрания два раза в неделю было до пяти тысяч народу. Тут молодые люди знакомились между собою; улаживались свадьбы. Москва славилась невестами, как Вязьма пряниками; московские обеды (так оригинально описанные кн. Долгоруким) вошли в пословицу. Невинные странности москвичей были признаком их независимости. Они жили по своему, забавлялись, как хотели, мало заботясь о мнении ближнего. Бывало, богатый чудак выстроит себе на одной из главных улиц китайский дом с зелеными драконами, с деревянными мандаринами под золочеными зонтиками. Другой выедет в Марьину рощу в карете из кованого серебра 84-й пробы. Третий на запятки четвероместных саней поставит человек пять арапов, егерей и скороходов и цугом тащится по летней мостовой. Щеголихи, перенимая петербургские моды, налагали и на наряды неизгладимую печать. Надменный Петербург издали смеялся и не вмешивался в затеи старушки Москвы. Но куда девалась эта шумная, праздная, беззаботная жизнь? Куда девались балы, пиры, чудаки и проказники - всё исчезло; остались одне невесты, к которым нельзя, по крайней мере, применить грубую пословицу: ¤0_0_1_0_143¤vieilles comme les rues: ¤0_0_0_0¤ московские улицы, благодаря 1812 году, моложе московских красавиц, всё еще ¤0_0_1_0¤цветущих розами! ¤0_0_0_0¤ Ныне в присмиревшей Москве огромные боярские дома стоят печально между широким двором, заросшим травою, и садом, запущенным и одичалым. Под вызолоченым гербом торчит вывеска портного, который платит хозяину 30 рублей в месяц за квартиру; великолепный бель-этаж нанят мадамой для пансиона - и то слава богу! На всех воротах прибито объявление, что дом продается и отдается в наймы, и никто его не покупает и не нанимает. Улицы мертвы; редко по мостовой раздается стук кареты; барышни бегут к окошкам, когда едет один из полицмейстеров со своими казаками. Подмосковные деревни также пусты и печальны. Роговая музыка не гремит в рощах Свирлова и Останкина; плошки и цветные фонари не освещают английских дорожек, ныне заросших травою, а бывало, уставленных миртовыми и померанцевыми деревьями. Пыльные кулисы домашнего театра тлеют в зале, оставленной после последнего представления французской комедии. Барский дом дряхлеет. Во флигеле живет немец управитель и хлопочет о проволочном заводе. Обеды даются уже не хлебосолами старинного покроя, в день хозяйских именин или в угоду веселых обжор, в честь вельможи, удалившегося от двора, но обществом игроков, задумавших обобрать наверное юношу, вышедшего из-под опеки, или саратовского откупщика. Московские балы... Увы! Посмотрите на эти домашние прически, на эти белые башмачки, искусно забеленные мелом... Кавалеры набраны кое-где - и что за кавалеры! ¤0_0_1_0¤Горе от ума ¤0_0_0_0¤ есть уже картина обветшалая, печальный анахронизм. Вы в Москве уже не найдете ни Фамусова, который ¤0_0_1_0¤всякому, ты знаешь, рад ¤0_0_0_0¤ - и князю Петру Ильичу, и французу из Бордо, и Загорецкому, и Скалозубу, и Чацкому; ни Татьяны Юрьевны, которая 

         Балы дает нельзя богаче 
         От Рожества и до поста 
         А летом праздники на даче.

Хлестова в могиле; Репетилов в деревне. Бедная Москва!..
     Петр I не любил Москвы, где на каждом шагу встречал воспоминания мятежей и казней, закоренелую старину и упрямое сопротивление суеверия и предрассудков. Он оставил Кремль, где ему было не душно, но тесно; и на дальнем берегу Балтийского моря искал досуга, простора и свободы для своей мощной и беспокойной деятельности. После него, когда старая наша аристократия возымела свою прежнюю силу и влияние. Долгорукие чуть было не возвратили Москве своих государей; но смерть молодого Петра II-го снова утвердила за Петербургом его недавние права.
     Упадок Москвы есть неминуемое следствие возвышения Петербурга. Две столицы не могут в равной степени процветать в одном и том же государстве, как два сердца не существуют в теле человеческом. Но обеднение Москвы доказывает и другое: обеднение русского дворянства, происшедшее ¤0_0_1_0¤частию ¤0_0_0_0¤ от раздробления имений, исчезающих с ужасной быстротою, ¤0_0_1_0¤частию ¤0_0_0_0¤ от других причин, о которых успеем еще потолковать.
     Но Москва, утратившая свой блеск аристократический, процветает в других отношениях: промышленность, сильно покровительствуемая, в ней оживилась и развилась с необыкновенною силою. Купечество богатеет, и начинает селиться в палатах, покидаемых дворянством. С другой стороны, просвещение любит город, где Шувалов основал университет по предначертанию Ломоносова.
     Литераторы петербургские, по большей части, не литераторы, но предприимчивые и смышленые литературные откупщики. Ученость, любовь к искусству и таланты неоспоримо на стороне Москвы. Московский журнализм убьет журнализм петербургской.
     Московская критика с честию отличается от петербургской. Шевырев, Киреевский, Погодин и другие написали несколько опытов, достойных стать наряду с лучшими статьями английских ¤0_0_0_0_144¤Reviews, ¤0_0_0_0¤ между тем как петербургские журналы судят о литературе, как о музыке; о музыке как о политической экономии, т. е. наобум и как-нибудь, иногда впопад и остроумно, но большею частию неосновательно и поверхностно.
     Философия немецкая, которая нашла в Москве, может быть, слишком много молодых последователей, кажется, начинает уступать духу более практическому. Тем не менее влияние ее было благотворно: оно спасло нашу молодежь от холодного скептицизма французской философии, и удалило ее от упоительных и вредных мечтаний, которые имели столь ужасное влияние на лучший цвет предшествовавшего поколения!
     К стати: я отыскал в моих бумагах любопытное сравнение между обеими столицами. Оно написано одним из моих приятелей, великим меланхоликом, имеющим иногда свои светлые минуты веселости.

                   ¤1_0_0_0¤ Москва 
                        и 
                   Петербург ¤0_0_0_0¤ 

     Ломоносов.

     В конце книги своей Радищев поместил слово о Ломоносове. Оно писано слогом надутым и тяжелым. Радищев имел тайное намерение нанести удар неприкосновенной славе ¤0_0_1_0¤Росского Пиндара. ¤0_0_0_0¤ Достойно замечания и то, что Радищев тщательно прикрыл это намерение уловками уважения и обошелся со славою Ломоносова гораздо осторожнее, нежели с верховной властию, на которую напал с такой безумной дерзостию. Он более тридцати страниц наполнил пошлыми похвалами стихотворцу, ритору и грамматику, чтоб в конце своего слова поместить следующие мятежные строки:
     "Мы желаем показать, что в отношении российской словесности тот, кто путь ко храму славы проложил, есть первый виновник в приобретении славы, хотя бы он войти во храм не мог. Бакон Веруламской недостоин разве напоминовения, что мог токмо сказать, как можно размножать науки? Недостойны разве признательности мужественные писатели, восстающие на губительство и всесилие, для того, что не могли избавить человечества из оков и пленения? и мы не почтем
Ломоносова, для того, что ¤0_0_1_0¤не разумел правил позорищного стихотворения и томился в эпопеи, что чужд был в стихах чувствительности, что не всегда проницателен в суждениях и что в самых одах своих вмещал иногда более слов, нежели мыслей". ¤0_0_0_0¤
     Ломоносов был великий человек. Между Петром I и Екатериною II, он один является самобытным сподвижником просвещения. Он создал первый университет. Он, лучше сказать, сам был первым нашим университетом. Но в сем университете профессор поэзии и элоквенции ничто иное как исправный чиновник, а не поэт, вдохновенный свыше, не оратор, мощно увлекающий. Однообразные и стеснительные формы, в кои отливал он свои мысли, дают его прозе ход утомительный и тяжелый. Эта схоластическая величавость, полу-славенская, полу-латинская, сделалась-было необходимостию: к счастию Карамзин освободил язык от чуждого ига и возвратил ему свободу, обратив его к живым источникам народного слова. В Ломоносове нет ни чувства, ни воображения. Оды его писанные по образцу тогдашних немецких стихотворцев, давно уже забытых в самой Германии, утомительны и надуты. Его влияние на словесность было вредное и до сих пор в ней отзывается. Высокопарность, изысканность, отвращение от простоты, и точности, отсутствие всякой народности и оригинальности, вот следы, оставленные Ломоносовым. Ломоносов сам не дорожил своею поэзиею, и гораздо более заботился о своих химических опытах, нежели о должностных одах на высокоторжественный день тезоименитства и проч. С каким презрением говорит он о Сумарокове, страстном к своему искусству, об ¤0_0_1_0¤этом человеке, который ни о чем, кроме как о бедном своем рифмичестве, не думает... ¤0_0_0_0¤ Зато с каким жаром говорит он о науках, о просвещении. Смотрите письма его к Шувалову, к Воронцову и пр.
     Ничто не может дать лучшего понятия о Ломоносове, как следующий рапорт, поданный им Шувалову, о своих упражнениях с 1751 года по 1757:

     "По ордеру вашего сиятельства велено всем академическим профессорам и адъюнктам, чтобы рапортовали вашему сиятельству о своих трудах и упражнениях в науках с 1751 года поныне. В силу оного рапортую, что с того времени до нынешнего числа по моей профессии и в других науках я учинил погодно.


            В 1751 году.

     В ¤0_0_1_0¤химии. ¤0_0_0_0¤ 1) Произведены многие опыты химические, по большой части огнем, для исследования натуры цветов, что значит того ж году журнал лаборатории на 12 листах и другие записки. 2) Говорил сочиненную свою Речь о пользе химии на российском языке. 3) Вымыслил некоторые новые инструменты для физической химии.
     В ¤0_0_1_0¤физике. ¤0_0_0_0¤ 1) Делал опыты в большие морозы для изыскания: какою пропорциею воздух сжимается и расширяется по всем градусам термометра. 2) Летом деланы опыты зажигательным стеклом и термометром, коль высоко втекает ртуть в разных расстояниях от зажигательной точки. 3) Сделаны опыты, как разделять олово от свинца одним плавлением, без всяких посторонних материй простою механикою, что изрядной успех имеет и весьма дешево становится.
     В ¤0_0_1_0¤истории. ¤0_0_0_0¤ Читал книги для собрания материй к сочинению Российской Истории: Нестора, за ним Приславли, Большой летописец, Татищева первой том, Кромера, Вейселя, Гелмолда, Арсолда и другие, из которых брал нужные эксцерпты или выписки и примечания, всех числом 653 статьи, на 15 листах.
     В ¤0_0_1_0¤словесных науках. ¤0_0_0_0¤ 1) Сочинил трагедию Демофонт называемую. 2) Сочинял Стихи на иллюминации. 3) Собранные прежде сего материи к сочинению Грамматики зачал приводить в порядок. Давал приватные лекции студентам в российском стихотворстве; а особливо Поповскому, который ныне профессором. 4) Диктовал студентам сочиненное мною начало третей книги Красноречия о стихотворстве вообще.


                   В 1752 году.

     В ¤0_0_1_0¤химии. ¤0_0_0_0¤ 1) Деланы многие химические опыты для теории цветов, о чем явствует в журнале сего года на 25 листах. 2) Показывал студентам химические опыты тем курсом, как сам учился у Геккеля. 3) Для ясного понятия и краткого познания всей химии диктовал студентам и толковал сочиненные мною в физической химии пролегомены на латинском языке, которые содержатся на 13 листах, в 150 параграфах, со многими фигурами, на шести полулистах. 4) Изыскал способы и практикою доказал, как составлять мусию. 5) По канцелярскому указу обучал составлению разноцветных стекол присланного из канцелярии строений ученика Дружинина для здешних стеклянных заводов.
     В ¤0_0_1_0¤физике. ¤0_0_0_0¤ 1) Чинил электрические воздушные наблюдения с немалою опасностию. 1) Зимою повторял опыты о разном протяжении воздуха по градусам термометра.
     В ¤0_0_1_0¤истории. ¤0_0_0_0¤ Для собрания материалов к Российской Истории читал Кранца, Претория, Муратория, Иорнанда, Прокопия, Павла дьякона, Зонара, Феофана Исповедника, Леона Грамматика и иных эксцерптов нужных на 5 листах в 161 статье.
     В ¤0_0_1_0¤словесных науках. ¤0_0_0_0¤ 1) Сочинил оду на восшествие на престол ее императорского величества. 2) Письмо о пользе стекла. 3) Изобретал иллюминации и сочинял к ним стихи: на 25 апреля, на 5 сентября, на 25 ноября. 4) Оратории, второй части Красноречия, сочинил 10 листов.


                   В 1753 году.

     В ¤0_0_1_0¤химии. ¤0_0_0_0¤ 1) Продолжались опыты для исследования натуры цветов, что показывает журнал того же году на 56 листах. 2) По окончании лекций делал новые химико-физические опыты, дабы привести химию сколько можно к философскому познанию и сделать частью основательной физики; из оных многочисленных опытов, где мера, вес и их пропорция показаны, сочинены многие цыфирные таблицы на 24 полулистовых страницах, где каждая строка целой опыт содержит.
     В ¤0_0_1_0¤физике. ¤0_0_0_0¤ 1) С покойным профессором Рихманом делал химико-физические опыты в лаборатории для исследования градуса теплоты, который на себя вода принимает от погашенных в ней минералов, прежде раскаленных. 2) Чинил наблюдения электрической силы на воздухе с великою опасностию. 3) Говорил в публичном собрании Речь о явлениях воздушных, от электрической силы происходящих, с истолкованием многих других свойств натуры. 4) Делал опыты, коими оказалось, что цветы, а особливо красный, на морозе ярчее, нежели в теплоте.
     В ¤0_0_1_0¤истории. ¤0_0_0_0¤ 1) Записки из упомянутых прежде авторов приводил под статьи числами. 2) Читал Российские Академические Летописцы, без записок, чтобы общее понятие иметь пространно о деяниях российских.
     В ¤0_0_1_0¤словесных науках. ¤0_0_0_0¤ 1) Для Российской Грамматики привел глаголы в порядок. 2) Пять проэктов со Стихами на иллюминации и фейерверки: на 1 января, на 25 апреля, на 5 сентября, на 25 ноября и на 18 декабря.


                   В 1754 году.

     В ¤0_0_1_0¤химии. ¤0_0_0_0¤ 1) Сделаны разные опыты химические, которые содержатся в журнале сего года на 46 листах. 2) Повторением поверены физико-химические таблицы, прошлого года сочиненные.
     В ¤0_0_1_0¤физике. ¤0_0_0_0¤ 1) Изобретены некоторые способы к сысканию долготы и ширины на море при мрачном небе. В практике исследовать сего без Адмиралтейства невозможно. 2) Деланы опыты метеорологические над водою, из Северного океана привезенною, в каком градусе мороза она замерзнуть может. Притом были разные химические растворы морожены для сравнения. 3) Деланы опыты при пильной мельнице в деревне, как текущая по наклонению вода течение свое ускоряет и какою силою бьет. 4) Делал опыт машины, которая бы, подымаясь к верху сама, могла поднять с собою маленькой термометр, дабы узнать градус теплоты на вышине, которая хотя слишком на два золотника облегчалась, однако к желаемому концу не приведена.
     В ¤0_0_1_0¤истории. ¤0_0_0_0¤ Сочинен Опыт Истории славянского народа до Рурика: Дедикация, вступление; глава 1, о старобытных жителях в России; глава 2, о величестве и поколениях славянского народа; глава 3, о древности славянского народа, всего 8 листов.
     В ¤0_0_1_0¤словесных науках. ¤0_0_0_0¤ 1) Сочинил Оду на рождение государя великого князя Павла Петровича. 2) Изобрел фейерверк, который был представлен на новый 1754 год, и Стихи сделал. Также делал проэкты на иллюминацию и фейерверки: к 25 апреля, к 5 сентября, к 25 ноября.


                   В 1755 году.

     В ¤0_0_1_0¤химии. ¤0_0_0_0¤ Деланы разные физико-химические опыты, что явствует в журнале того ж года на 14 листах.
     В ¤0_0_1_0¤физике. ¤0_0_0_0¤ 1) Сочинил диссертацию о должности журналистов, в которой опровергнуты все критики, учиненные в Германии против моих диссертаций, в комментариях напечатанных, а особливо против новых теорий о теплоте и стуже, о химических растворах и упругости воздуха. Оная диссертация переведена господином Формеем на французский язык и в журнале, называемом: ¤0_0_1_0¤Немецкая библиотека ¤0_0_0_1¤(Bibliothиque germanique) ¤0_0_0_0¤ на оном языке напечатана. 2) Сочинил письмо о северном ходу в Ост-Индию Сибирским океаном.
     В ¤0_0_1_0¤истории. ¤0_0_0_0¤ Сделан опыт описанием владения первых великих князей российских, Рурика, Олега, Игоря.
     В ¤0_0_1_0¤словесных науках. ¤0_0_0_0¤ 1) Сочинил и говорил в публичном собрании Слово похвальное блаженныя памяти государю императору Петру Великому. 2) Сочинив большую часть Грамматики, привел к концу, которая в нынешнем году печатью к концу приходит. 3) Сочинил Письмо о сходстве и переменах языков.


                   В 1756 году.

     В ¤0_0_1_0¤химии. ¤0_0_0_0¤ 1) Между разными химическими опытами, которых журнал на 13 листах, деланы опыты в заплавленных некрепко стеклянных сосудах, чтобы исследовать: прибывает ли вес металлов от чистого жару. Оными опытами нашлось, что славного Роберта Биция мнение ложно, ибо без пропущения внешнего воздуха вес сожженного металла остается в одной мере. 2) Учинены опыты химические со вспоможением воздушного насоса, где в сосудах химических, из которых был воздух вытянут, показывали на огне минералы такие феномены, какие химикам еще не известны. 3) Ныне лаборатор Клеменьтьев под моим смотрением изыскивает по моему указанию, как бы сделать для фейерверков верховые зеленые звездки.
     В ¤0_0_1_0¤физике. ¤0_0_0_0¤ 1) Изобретен мною новый оптический инструмент, который я назвал никтоптическою трубою (tubus nyctopticus); оный должен служить к тому, чтобы ночью видеть можно было. Первый опыт показывает на сумерках ясно те вещи, которые простым глазам не видны и весьма надеяться можно, что старанием искусных мастеров может простереться до такого совершенства, какого ныне достигли телескопы и микроскопы от малого начала. 2) Сделал четыре новоизобретенные мною пендула, из которых один медный, длиною в сажень, однако служит чрез механические стрелки против такого, который бы был вышиною с четвертью на версту. Употребляется к тому, чтобы узнать, всегда ли с земли центр, притягающий к себе тяжкие тела, стоит неподвижно или переменяет место. 3) Говорил в публичном собрании сочиненную мною Речь о цветах.
     В ¤0_0_1_0¤истории. ¤0_0_0_0¤ Собранные мною в нынешнем году российские исторические манускрипты для моей библиотеки, пятнадцать книг, сличал между собою для наблюдения сходств в деяниях российских.
     В ¤0_0_1_0¤словесных науках. ¤0_0_0_0¤ 1) Сочиняю героическую поэму, именуемую: Петр Великий. 2) Сделал проэкт со стихами для фейерверка к 18 декабря сего года.

     Сверх сего в разные годы зачаты делать диссертации: 1) О лучшем и ученом мореплавании. 5) О твердом термометре. 3) О трясении земли. 4) О первоначальных частицах, тела составляющих. 5) О градусах теплоты и стужи, как их определить основательно, со мнением о умеренности растворения воздуха на планетах. К совершению привесть отчасти препятствуют другие дела, отчасти протяжным печатанием комментариев охота отнимается".


     Сумароков был шутом у всех тогдашних вельмож: у Шувалова, у Панина; его дразнили, подстрекали и забавлялись его выходками. Фон Визин, коего характер имеет нужду в оправдании, забавлял знатных, передразнивая Александра Петровича в совершенстве. Державин из под тишка писал сатиры на Сумарокова и приезжал, как ни в чем не бывало, наслаждаться его бешенством. Ломоносов был иного покроя. С ним шутить было накладно. Он везде был тот же: дома, где все его трепетали; во дворце, где он дирал за уши пажей; в Академии, где, по свидетельству Шлецера, не смели при нем пикнуть. Не многим известна стихотворная перепалка его с Дмитрием Сеченовым по случаю Гимна бороде, не напечатанного ни в одном собрании его сочинений. Она может дать понятие о заносчивости поэта, как и о нетерпимости проповедника. Со всем тем Ломоносов был добродушен. Как хорошо его письмо о семействе несчастного Рихмана! В отношении к самому себе он был очень беспечен, и, кажется, жена его хоть была и немка, но мало смыслила в хозяйстве. Вдова старого профессора, услыша, что, речь идет о Ломоносове, спросила: "О каком Ломоносове говорите вы? не о Михайле ли Васильевиче? То-то был пустой человек! Бывало от него всегда бегали к нам за кофейником. Вот Тредьяковский, Василий Кирилович - вот этот был почтенный и порядочный человек". Тредьяковский был, конечно, почтенный и порядочный человек. Его филологические и грамматические изыскания очень замечательны. Он имел о русском стихосложении обширнейшее понятие, нежели Ломоносов и Сумароков. Любовь его к Фенелонову эпосу делает ему честь, а мысль перевести его стихами и самый выбор стиха доказывают необыкновенное чувство изящного. В Тилимахиде находится много хороших стихов и счастливых оборотов. Радищев написал о них целую статью (см. собрание сочинений А. Радищева). Дельвиг приводил часто следующий стих в пример прекрасного гекзаметра:

          ¤0_0_1_0¤Корабль Одиссеев, 
Бегом волны деля, из очей ушел и сокрылся. ¤0_0_0_0¤

     Вообще изучение Тредьяковского приносит более пользы, нежели изучение прочих наших старых писателей. Сумароков и Херасков верно не стоят Тредьяковского - ¤0_0_1_0_145¤habent sua fata libelli. ¤0_0_0_0¤
     Радищев укоряет Ломоносова в лести и тут же извиняет его. Ломоносов наполнил торжественные свои оды высокопарною хвалою; он без обиняков называет благодетеля своего графа Шувалова своим благодетелем; он в какой то придворной Идиллии воспевает графа К. Разумовского под именем Полидора: он стихами поздравляет графа Орлова с возвращением его из Финляндии; он пишет: ¤0_0_1_0¤"Его сиятельство граф М. Л. Воронцов, по своей высокой ко мне милости, изволил взять от меня пробы мозаических составов для показания ея величеству". ¤0_0_0_0¤ - Ныне всё это вывелось из обыкновения. Дело в том, что расстояние от одного сословия до другого в то время еще существовало. Ломоносов рожденный в низком сословии, не думал возвысить себя наглостию и запанибратством с людьми высшего состояния (хотя, впрочем, по чину, он мог быть им и равный). Но зато умел он за себя постоять и не дорожил ни покровительством своих меценатов, ни своим благосостоянием, когда дело шло о его чести или о торжестве его любимых идей. Послушайте, как пишет он этому самому Шувалову, ¤0_0_1_0¤Предстателю Мус, высокому своему патрону, ¤0_0_0_0¤ который вздумал было над ним пошутить: "Я, ваше высокопревосходительство, не только у вельмож, но ниже у господа моего бога дураком быть не хочу". ¤3_0_0_0¤(9) ¤0_0_0_0¤  - В другой <раз>, заспоря с тем же вельможею, Ломоносов так его рассердил, что Шувалов закричал: "Я отставлю тебя от Академии" - "Нет, возразил гордо Ломоносов, разве Академию от меня отставят". Вот каков был этот униженный сочинитель похвальных од и придворных идиллий!
     ¤0_0_1_0¤Patronage ¤0_0_0_0¤ (покровительство) до сей поры сохраняется в обычаях английской литературы. Почтенный Кребб, умерший в прошлом году, поднес все свои прекрасные поэмы ¤0_0_0_1_146¤to his grace the Duke etc.. ¤0_0_0_0¤ В своих смиренных посвящениях он почтительно упоминает о милостях и высоком покровительстве, коих он удостоился etc. В России вы не встретите ничего подобного. У нас, как заметила ¤0_0_0_1_147¤M-de de Staлl, ¤0_0_0_0¤ словесностию занимались большею частию дворяне ¤0_0_0_1_148¤("En Russie quelques gentilshommes se sont occupйs de littйrature"). ¤0_0_0_0¤ Это дало особенную физиономию нашей литературе; у нас писатели не могут исыскивать милостей и покровительства у людей, которых почитают себе равными, и подносить свои сочинения вельможе или богачу, в надежде получить от него 500 рублей или перстень, украшенный драгоценными каменьями. Что же из этого следует? что нынешние писатели благороднее мыслят и чувствуют, нежели мыслил и чувствовал Ломоносов и Костров? Позвольте в том усумниться. Нынче писатель, краснеющий при одной мысли посвятить книгу свою человеку, который выше его двумя или тремя чинами, не стыдится публично жать руку журналисту, ошельмованному в общем мнении, но который может повредить продаже книги, или хвалебным объявлением заманить покупщиков. Ныне последний из писак, готовый на всякую приватную подлость, громко проповедует независимость и пишет безыменные пасквили на людей, перед которыми расстилается в их кабинете.
     К тому же с некоторых пор литература стала у нас ремесло выгодное, и публика в состоянии дать более денег, нежели его сиятельство такой-то или его высокопревосходительство такой-то. Как бы то ни было, повторяю, что формы ничего не значат, Ломоносов и Кребб достойны уважения всех честных людей, несмотря на их смиренные посвящения, а господа NN всё-таки презрительны - не смотря на то, что в своих книжках они проповедают независимость и что они свои сочинения посвящают не доброму и умному вельможе, а какому-нибудь шельме и вралю, подобному им.


     Браки.

     Радищев в главе ¤0_0_1_0¤Черная Грязь ¤0_0_0_0¤ говорит о браках поневоле, и горько порицает самовластие господ и потворство ¤0_0_1_0¤градодержателей ¤0_0_0_0¤ (городничих?). Вообще несчастие жизни семейственной есть отличительная черта во нравах русского народа. Шлюсь на русские песни: обыкновенное их содержание - или жалобы красавицы, выданной за муж насильно; или упреки молодого мужа постылой жене. Свадебные песни наши унылы, как вой похоронный. Спрашивали однажды у старой крестьянки, по страсти ли вышла она за муж? "По страсти, - отвечала старуха, - я было заупрямилась, да староста грозился меня высечь". - Таковые страсти обыкновенны. Неволя браков давнее зло. Недавно правительство обратило внимание на лета вступающих в супружество: это уже шаг к улучшению. Осмелюсь заметить одно: возраст, назначенный законным сроком для вступления в брак, мог бы для женского пола быть уменшен. Пятнадцатилетняя девка, и в нашем климате, уже ¤0_0_1_0¤на выдании, ¤0_0_0_0¤ а крестьянские семейства нуждаются в работницах.


     Русская изба.

     В ¤0_0_1_0¤Пешках ¤0_0_0_0¤ (на станции, ныне уничтоженной) Радищев съел кусок говядины и выпил чашку кофию. Он пользуется сим случаем, дабы упомянуть о несчастных африканских невольниках, и тужит о судьбе русского крестьянина, не употребляющего сахара. Всё это было тогдашним модным краснословием. Но замечательно описание русской избы:

     "Четыре стены, до половины покрытые, так как и весь потолок, сажею; пол в щелях, на вершок по крайней мере поросшей грязью; печь без трубы, но лучшая защита от холода, и дым, всякое утро зимою и летом наполняющей избу; окончины, в коих натянутой пузырь, смеркающийся в полдень, пропускал свет; горшка два или три (счастлива изба, коли в одном из них всякой день есть пустые шти!). Деревянная чашка и кружки, тарелками называемые; стол, топором срубленной, которой скоблят скребком по праздникам. Корыто кормить свиней, или телят, буде есть, спать с ними вместе, глотая воздух, в коем горящая свеча как будто в тумане или за завесою кажется. К счастию кадка с квасом на уксус похожим, и на дворе баня, в коей, коли не парятся, то спит скотина. Посконная рубаха, обувь данная природою, онучки с лаптями для выхода".

     Наружный вид русской избы мало переменился со времени Мейерберга. Посмотрите на рисунки, присовокупленные к его ¤0_0_1_0¤Путешествию. ¤0_0_0_0¤ Ничто так не похоже на русскую деревню в 16<62 году>, как русская деревня в 1833 году. Изба, мельница, забор - даже эта елка, это печальное тавро северной природы - ничто, кажется, не изменилось. Однако произошли улучшения, по крайней мере на больших дорогах: труба в каждой избе; стекла заменили натянутый пузырь; вообще более чистоты, удобства, того, что англичане называют ¤0_0_0_0_149¤comfort. ¤0_0_0_0¤ Очевидно, что Радищев начертал каррикатуру; но он упоминает о бане и о квасе как о необходимостях русского быта. Это уже признак довольства. Замечательно и то, что Радищев, заставив свою хозяйку жаловаться на голод и неурожай, оканчивает картину нужды и бедствия сею чертою: ¤0_0_1_0¤и начала сажать хлебы в печь. ¤0_0_0_0¤
     Фон-Визин, лет за пятнадцать пред тем путешествовавший по Франции, говорит, что, по чистой совести, судьба русского крестьянина показалась ему счастливее судьбы французского земледельца. Верю. Вспомним описание Лабрюера; ¤3_0_0_0¤(10) ¤0_0_0_0¤  слова госпожи Севинье еще сильнее тем, что она говорит без негодования и горечи, а просто рассказывает, что видит и к чему привыкла. Судьба французского крестьянина не улучшилась в царствование Людовика XV и его преемника...
     Прочтите жалобы английских фабричных работников: волоса встанут дыбом от ужаса. Сколько отвратительных истязаний, непонятных мучений! какое холодное варварство с одной стороны, с другой какая страшная бедность! Вы подумаете, что дело идет о строении фараоновых пирамид, о евреях, работающих под бичами египтян. Совсем нет: дело идет о сукнах г-на Смидта или об иголках г-на Джаксона. И заметьте, что всё это есть не злоупотребления, не преступления, но происходит в строгих пределах закона. Кажется, что нет в мире несчастнее английского работника, но посмотрите, что делается там при изобретении новой машины, избавляющей вдруг от каторжной работы пять тысяч или шесть народу и лишающей их последнего средства к пропитанию... У нас нет ничего подобного. Повинности вообще не тягостны. Подушная платится миром; барщина определена законом; оброк не разорителен (кроме как в близости Москвы и Петербурга, где разнообразие оборотов промышленности усиливает и раздражает корыстолюбие владельцев). Помещик, наложив оброк, оставляет на произвол своего крестьянина доставать оный, как и где он хочет. Крестьянин промышляет, чем вздумает и уходит иногда за 2000 верст вырабатывать себе деньгу... Злоупотреблений везде много; уголовные дела везде ужасны.
     Взгляните на русского крестьянина: есть ли и тень рабского уничижения в его поступи и речи? О его смелости и смышлености и говорить нечего. Переимчивость его известна. Проворство и ловкость удивительны. Путешественник ездит из края в край по России, не зная ни одного слова по-русски, и везде его понимают, исполняют его требования, заключают с ним условия. Никогда не встретите вы в нашем народе того, что французы называют ¤0_0_1_1_150¤un badaud, ¤0_0_0_0¤ никогда не заметите в нем ни грубого удивления, ни невежественного презрения к чужому. В России нет человека, который бы не имел своего ¤0_0_1_0¤собственного ¤0_0_0_0¤ жилища. Нищий, уходя скитаться по миру, оставляет ¤0_0_1_0¤свою ¤0_0_0_0¤ избу. Этого нет в чужих краях. Иметь корову везде в Европе есть знак роскоши; у нас не иметь коровы есть знак ужасной бедности. Наш крестьянин опрятен по привычке и по правилу: каждую субботу ходит он в баню; умывается по нескольку раз в день... Судьба крестьянина улучшается со дня на день по мере распространения просвещения... Благосостояние крестьян тесно связано с благосостоянием помещиков; это очевидно для всякого. Конечно: должны еще произойти великие перемены; но не должно торопить времени и без того уже довольно деятельного. Лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от одного улучшения нравов, без насильственных потрясений политических, страшных для человечества...


     Слепой.

     Слепой старик поет ¤0_0_1_0¤стих об Алексеи, божиим человеке. ¤0_0_0_0¤Крестьяне плачут; Радищев ¤0_0_1_0¤рыдает вслед за ямским собранием... О природа! колико ты властительна! ¤0_0_0_0¤ Крестьяне дают старику милостыню. Радищев ¤0_0_1_0¤дрожащею рукою ¤0_0_0_0¤ дает ему рубль. Старик отказывается от него, потому что Радищев дворянин. Он рассказывает, что в молодости лишился он глаз на войне в наказание за свою жестокость. Между тем баба подносит ему пирог. Старик принимает его ¤0_0_1_0¤с восторгом. Вот истинная благостыня, ¤0_0_0_0¤ восклицает он. Радищев наконец дарит ему шейный платок и извещает нас, что старик умер несколько дней после и похоронен с этим платком на шее. - Имя Вертера, встречаемое в начале главы, поясняет загадку.
     Вместо всего этого пустословия, лучше было бы, если Радищев, к стати о старом и всем известном ¤0_0_1_0¤Стихе, ¤0_0_0_0¤ поговорил нам о наших народных легендах, которые до сих пор еще не напечатаны и которые заключают в себе столь много истинной поэзии. Н. М. Языков и П. В. Киреевский собрали их несколько ¤0_0_0_0_151¤etc., etc. ¤0_0_0_0¤


     Рекрутство.

     ¤0_0_1_0¤"Городня ¤0_0_0_0¤ - Въезжая в сию деревню, пишет Радищев, не стихотворческим пением слух мой был ударяем, но пронзающим сердца воплем жен, детей и старцов. Встав из моей кибитки, отпустил я ее к почтовому двору, любопытствуя узнать причину приметного на улице смятения.
      Подошед к одной куче, узнал я, что рекрутской набор был причиною рыдания и слез многих толпящихся. Из многих селений казенных и помещичьих сошлися отправляемые на отдачу рекруты.
     В одной толпе старуха лет пятидесяти, держа за голову двадцатилетнего парня, вопила: "Любезное мое дитетко, на кого ты меня покидаешь? Кому ты поручаешь дом родительской? Поля наши поростут травою; мохом наша хижина. Я, бедная престарелая мать твоя, скитаться должна по миру. Кто согреет мою дряхлость от холода, кто укроет ее от зноя? Кто напоит меня и накормит? Да всё то не столь сердцу тягостно; кто закроет мои очи при издыхании? Кто примет мое родительское благословение? Кто тело предаст общей нашей матери сырой земле? Кто придет воспомянуть меня над могилою? Не канет на нее твоя горячая слеза; не будет мне отрады той". 
     Подле старухи стояла девка, уже взрослая. Она также вопила. - "Прости, мой друг сердечной, прости, мое красное солнушко. Мне, твоей невесте нареченной, не будет больше утехи ни веселья. Не позавидуют мне подруги мои. Не взойдет надо мною солнце для радости. Горевать ты меня покидаешь, ни вдовою, ни мужнею женою. Хотя бы бесчолевечные наши старосты, хоть дали бы нам обвенчатися; хотя бы ты, мой милой друг, хотя бы одну уснул ночиньку, уснул бы на белой моей груди. Авось ли бы бог меня помиловал, и дал бы мне паренька на утешение".
     Парень им говорил: "Перестаньте плакать, перестаньте рвать мое сердце. Зовет нас государь на службу. На меня пал жеребей. Воля божия. Кому не умирать, тот жив будет. Авось либо я с полком к вам приду. Авось либо дослужуся до чина. Не крушися, моя матушка родимая. Береги для меня Прасковьюшку". - Рекрута сего отдавали из экономического селения.
     Совсем другого рода слова внял слух мой в близь стоящей толпе. Среди оной я увидел человека лет тридцати, посредственного роста, стоящего бодро, и весело на окрест стоящих взирающего.
     "Услышал господь молитву мою", вещал он. "Достигли слезы несчастного до утешителя всех. Теперь буду хотя знать, что жребий мой зависеть может от доброго или худого моего поведения. Доселе зависел он от своенравия женского. Одна мысль утешает, что без суда батожьем наказан не буду!"
     Узнав из речей его, что он господской был человек, любопытствовал от него узнать причину необыкновенного удовольствия. На вопрос мой о сем он ответствовал: "Если бы, государь мой, с одной стороны поставлена была висилица, а с другой глубокая река, и, стоя между двух гибелей, неминуемо бы должно было итти на право или на лево, в петлю или в воду, что избрали бы вы, чего бы заставил желать рассудок и чувствительность? Я думаю, да и всякой другой, избрал бы броситься в реку в надежде, что, проплыв на другой брег, опасность уже минется. Никто не согласился бы испытать, тверда ли петля, своей шеею. Таков мой был случай. Трудна солдатская жизнь, но лучше петли. Хорошо бы и то, когда бы тем и конец был, но умирать томною смертию, под батожьем, под кошками, в кандалах, в погребе, нагу, босу, алчущу, жаждущу, при всегдашнем поругании; государь мой, хотя холопей считаете вы своим имением, нередко хуже скотов, но, к несчастию их горчайшему, они чувствительности не лишены. Вам удивительно, вижу я, слышать таковые слова в устах крестьянина; но, слышав их для чего не удивляетесь жестокосердию своей собратии, дворян"".

     Самая необходимая и тягчайшая из повинностей народных есть рекрутский набор. Образ набора везде различествует и везде влечет за собою великие неудобства. Английский ¤0_0_1_0¤пресс ¤0_0_0_0¤ подвергается ежегодно горьким выходкам опозиции, и со всем тем существует во всей своей силе. Прусское ¤0_0_0_0_152¤Landwehr ¤0_0_0_0¤система сильная и искусно приноровленная к государству, еще не оправданная опытом, возбуждает уже ропот в терпеливых пруссаках. Наполеоновская конскрипция производилась при громких рыданиях и проклятиях всей Франции.

         Чудовище, склонясь на колыбель детей, 
         Считало годы их кровавыми перстами. 
         Сыны в дому отцов минутными гостями 
         Являлись etc.

     Рекрутство наше тяжело; лицемерить нечего. Довольно упомянуть о законах противу крестьян, изувечивающихся во избежание солдатства. Сколько труда стоило Петру Великому, что бы приучить народ к рекрутству! Но может ли государство обойтиться без постоянного войска? Полу-меры ни к чему доброму не ведут. Конскрипция по кратковременности службы, в течение 15 лет, делает изо всего народа одних солдат. В случае народных мятежей, мещане бьются, как солдаты; солдаты плачут и толкуют, как мещане. Обе стороны одна с другой тесно связаны. Русский солдат, на 24 года отторженный от среды своих сограждан, делается чужд всему, кроме своему долгу. Он возвращается на родину уже в старости. Самое его возвращение уже есть порука за его добрую нравственность, ибо отставка дается только за беспорочную службу. Он жаждет одного спокойствия. На родине находит он только несколько знакомых стариков. Новое поколение его не знает и с ним не братается
     Очередь, к которой придерживаются некоторые помещики-филантропы, не должна существовать, пока существуют наши дворянские права. Лучше употребить сии права в пользу наших крестьян и, удаляя от среды их вредных негодяев, людей, заслуживших тяжкое наказание и проч., делать из них полезных членов обществу. Безрассудно жертвовать полезным крестьянином, трудолюбивым, добрым отцом семейства, а щадить вора и пьяницу обнищалого - из уважения к какому-то правилу, самовольно нами признанному. И что значит эта жалкая пародия законности!
     Радищев сильно нападает на продажу рекрут и другие злоупотребления. Продажа рекрут была в то время уже запрещена, но производилась еще под рукою. ¤0_0_1_0¤Простосум ¤0_0_0_0¤ в комедии Княжнина говорит, что

     Три тысячи скопил он дома лет в десяток 
     Не хлебом, не скотом, не выводом теляток, 
     Но к стати в рекруты торгуючи людьми.

     Но запрещение сие имело свою невыгодную сторону: богатый крестьянин лишался возможности избавиться рекрутства, а судьба бедняков, коими торговал безжалостный помещик, вряд ли чрез то улучшилась.


     Русское стихосложение.

     ¤0_0_1_0¤"Тверь. ¤0_0_0_0¤ - Стихотворство у нас, говорил товарищ мой трактирного обеда, в разных смыслах как оно приемлется, далеко еще отстоит величия. Поэзия было пробудилась, но ныне паки дремлет, а стихосложение шагнуло один раз и стало в пень.
     Ломоносов, уразумев смешное в польском одеянии наших стихов, снял с них несродное им полукафтанье. Подав хорошие примеры новых стихов, надел на последователей своих узду великого примера, и никто доселе отшатнуться от него не дерзнул. По несчастию случилося, что Сумароков в то же время был; и был отменной стихотворец. Он употреблял стихи по примеру Ломоносова, и ныне все в след за ними, не воображают, чтобы другие стихи быть могли, как ямбы, как такие, какими писали сии оба знаменитые мужи. Хотя оба сии стихотворцы преподавали правила других стихосложений, а Сумароков и во всех родах оставил примеры, но они столь маловажны, что ни от кого подражания не заслужили. Если бы Ломоносов преложил Иова или псалмопевца дактилями, или если бы Сумароков Семиру или Димитрия написал хореями, то и Херасков вздумал бы, что можно писать другими стихами, опричь ямбов, и более бы славы в осьмилетнем своем приобрел труде, описав взятие Казани свойственным эпопеи стихосложением. Не дивлюсь, что древний треух на Виргилия надет ломоносовским покроем; но желал бы я, чтобы Омир между нами не в ямбах явился но в стихах подобных его, эксаметрах, и Костров, хотя не стихотворец, а переводчик, сделал бы эпоху в нашем стихосложении, ускорив шествие самой поэзии целым поколением.
     Но не одни Ломоносов и Сумароков остановили российское стихосложение. Неутомимый возовик Тредиаковский немало к тому способствовал своею Телемахидою. Теперь дать пример нового стихосложения очень трудно, ибо примеры в добром и худом стихосложении глубокий пустили корень. Парнасс окружен ямбами, и рифмы стоят везде на карауле. Кто бы ни задумал писать дактилями, тому тот час Тредияковского приставят дядькою, и прекраснейшее дитя долго казаться будет уродом, доколе не родится Мильтона, Шекеспира или Вольтера. Тогда и Тредияковского выроют из поросшей мхом забвения могилы, в Телемахиде найдутся добрые стихи, и будут в пример поставляемы. Долго благой перемене в стихосложении препятствовать будет привыкшее ухо ко краесловию. Слышав долгое время единогласное в стихах окончание, безрифмие покажется грубо, негладко и нестройно. Таково оно и будет, доколе французской язык будет в России больше других языков в употреблении. Чувства наши, как гибкое и молодое дерево, можно выростить прямо и криво, по произволению. Сверх же того, в стихотворении, так, как и во всех вещах, может господствовать мода, и если она хотя несколько имеет в себе естественного, то принята будет без прекословия. Но всё модное мгновенно; а особливо в стихотворстве. Блеск наружный может заржаветь, но истинная красота не поблекнет никогда. Омир, Виргилий, Мильтон, Расин, Волтер, Шекеспир, Тассо и многие другие читаны будут, доколе не истребится род человеческий.
     Излишним почитаю я беседовать с вами о разных стихах, российскому языку свойственных. Что такое ямб, хорей, дактиль или анапест, всяк знает, если немного кто разумеет правила стихосложения. Но то бы было неизлишнее, если бы я мог дать примеры в разных родах достаточные. Но силы мои и разумение коротки. Если совет мой может что-либо сделать, то я бы сказал, что российское стихотворство, да и сам российской язык, гораздо обогатились бы, если бы переводы стихотворных сочинений делали невсегда ямбами. Гораздо бы эпической поэме свойственнее было, если бы перевод Генриады не был в ямбах, а ямбы некраесловные хуже прозы".

     Радищев, будучи нововводителем в душе, силился переменить и русское стихосложение. Его изучения Тилимахиды замечательны. Он первый у нас писал древними лирическими размерами. Стихи его лучше его прозы. Прочитайте его ¤0_0_1_0¤Осьмнадцатое столетие, Сафические строфы, ¤0_0_0_0¤ басню, или вернее элегию ¤0_0_1_0¤Журавли ¤0_0_0_0¤ - всё это имеет достоинство. В главе, из которой выписал я приведенный отрывок, помещена его известная ода. В ней много сильных стихов.
     Обращаюсь к русскому стихосложению. Думаю, что со временем мы обратимся к белому стиху. Рифм в русском языке слишком мало. Одна вызывает другую. ¤0_0_1_0¤Пламень ¤0_0_0_0¤ неминуемо тащит за собою ¤0_0_1_0¤камень. ¤0_0_0_0¤ Из-за ¤0_0_1_0¤чувства ¤0_0_0_0¤ выглядывает непременно ¤0_0_1_0¤искусство. ¤0_0_0_0¤ Кому не надоели ¤0_0_1_0¤ любовь и кровь, трудной и чудной, верной и лицемерной, ¤0_0_0_0¤ и проч. 
     Много говорили о настоящем русском стихе. А. X. Востоков определил его с большою ученостию <и> сметливостию. Вероятно, будущий наш эпический поэт изберет его и сделает народным.


     Медное. (Рабство.)

     ¤0_0_1_0¤"Медное. ¤0_0_0_0¤ - "Во поле береза стояла, во поле кудрявая стояла, ой люди, люли, люли, люли...." Хоровод молодых баб и девок - пляшут - подойдем поближе, говорил я сам себе, развертывая найденные бумаги моего приятеля. - Но я читал следующее. Не мог дойти до хоровода. Уши мои задернулись печалию, и радостный глас нехитростного веселия до сердца моего не проник. О, мой друг! где бы ты ни был, внемли и суди.
    Каждую неделю два раза вся Российская империя извещается, что Н. Н. или Б. Б. в несостоянии или не хочет платить того, что занял, или взял, или чего от него требуют. Занятое либо проиграно, проезжено, прожито, проедено, пропито, про..... или раздарено, потеряно в огне или воде, или Н. Н. или Б. Б. другими какими-либо случаями вошел в долг или под взыскание. То и другое на равне в ведомостях приемлется. - Публикуется: "Сего.... дня по полуночи в 10 часов, по определению уездного суда или городового магистрата, продаваться будет с публичного торга отставного капитана Г.... недвижимое имение, дом, состоящей в... части, под №. .. и при нем шесть душ мужеского и женского полу; продажа будет при оном доме. Желающие могут осмотреть заблаговременно"".

     Следует картина, ужасная тем, что она правдоподобна. Не стану теряться вслед за Радищевым в его надутых, но искренних мечтаниях... с которым на сей раз соглашаюсь поневоле.....


     О ценсуре.

     Расположась обедать в славном трактире Пожарского, я прочел статью под заглавием Торжок. В ней дело идет о свободе книгопечатанья; любопытно видеть о сем предмете рассуждение человека, вполне разрешившего сам<ому> себе сию свободу, напечатав в собственной типографии книгу, в которой дерзость мыслей и выражений выходит изо всех пределов.
     Один из французских публицистов остроумным софизмом захотел доказать безрассудность цензуры. Если, говорит он, способность говорить была бы новейшим изобретением, то нет сомнения, что правительства не замедлили б установить цензуру и на язык; издали бы известные правила, и два человека, чтоб поговорить между собою о погоде, должны были бы получить предварительное на то позволение.
     Конечно: если бы ¤0_0_1_0¤слово ¤0_0_0_0¤ не было общей принадлежностию всего человеческого рода, а только миллионной части оного, - то правительства необходимо должны были бы ограничить законами права мощного сословия людей говорящих. Но ¤0_0_1_0¤грамота ¤0_0_0_0¤ не есть естественная способность, дарованная богом всему человечеству, как язык или зрение. Человек ¤0_0_1_0¤безграмотный ¤0_0_0_0¤ не есть урод и не находится вне вечных законов природы. И между грамотеями не все равно обладают ¤0_0_1_0¤возможност<ию> ¤0_0_0_0¤ и самою ¤0_0_1_0¤способностию ¤0_0_0_0¤ писать книги или журнальные статьи. Печатный лист обходится около 35 рублей; бумага также чего-нибудь да стоит. Следственно печать доступна не всякому. (Не говорю уже о таланте etc.) Писатели во всех странах мира суть класс самый малочисленный изо всего народонаселения. Очевидно, что аристокрация самая мощная, самая опасная - есть аристокрация людей, которые на целые поколения, на целые столетия налагают свой образ мыслей, свои страсти, свои предрассудки. Что значит аристокрация породы и богатства в сравнение с аристокрацией пишущих талантов? Никакое богатство не может перекупить влияние обнародованной мысли. Никакая власть, никакое правление не может устоять противу всеразрушительного действия типографического снаряда. Уважайте класс писателей, но не допекайте же его овладеть вами совершенно.
     Мысль! великое слово! Что же и составляет величие человека, как не мысль? Да будет же она свободна, как должен быть свободен человек: ¤0_0_1_0¤в пределах закона, при полном соблюдении условий, налагаемых обществом. ¤0_0_0_0¤
     "Мы в том и не спорим, - говорят противники цензуры. - Но книги, как и граждане, ответствуют за себя. Есть законы для тех и для других. К чему же предварительная цензура? Пускай книга сначала выйдет из типографии, и тогда, если найдете ее преступною, вы можете ее ловить, хватать и казнить, а сочинителя или издателя присудить к заключению и к положенному штрафу."
     Но мысль уже стала гражданином, уже ответствует за себя, как скоро она родилась и выразилась. Разве ¤0_0_1_0¤речь ¤0_0_0_0¤ и ¤0_0_1_0¤рукопись ¤0_0_0_0¤ <не> подлежат закону? Всякое правительство в праве не позволять проповедовать на площадях, что кому в голову придет, и может остановить раздачу рукописи, хотя строки оной начертаны пером, а не тиснуты станком типографическим. Закон не только наказывает, но и предупреждает. Это даже его благодетельная сторона.
     Действие человека мгновенно и одно ¤0_0_0_1_153¤(isolй); ¤0_0_0_0¤ действие книги множественно и повсеместно. Законы противу злоупотреблений книгопечатания не достигают цели закона: не предупреждают зла, редко его пресекая. Одна цензура может исполнить то и другое.


     Этикет.

     Власть и свободу сочетать должно на взаимную пользу. 
     Истина неоспоримая, коею Радищев заключает начертание о уничтожении придворных чинов, исполненное мыслей, большею частию ложных, хотя и пошлых.
     Предполагать унижение в обрядах, установленных этикетом, есть просто глупость. Английский лорд, представляясь своему королю, становится на колени и цалует ему руку. Это не мешает ему быть в опозиции, если он того хочет. Мы всякой день подписываемся ¤0_0_1_0¤покорнейшими слугами, ¤0_0_0_0¤ и кажется, никто из этого не заключал, чтобы мы просились в камердинеры.
     Придворные обычаи, соблюдаемые некогда при дворе наших царей, уничтожены у нас Петром Великим при всеобщем перевороте. Екатерина II занялась и сим уложением и установила новый этикет. Он имел перед этикетом, наблюдаемым в других державах, то преимущество, что был основан на правилах здравого смысла и вежливости общепонятной, а не на забытых преданиях и обыкновениях, давно изменившихся. Покойный государь любил простоту и непринужденность. Он ослабил снова этикет, который, во всяком случае, не худо возобновить. Конечно, государи не имеют нужды в обрядах, часто для них утомительных; но этикет есть также закон; к тому же он при дворе необходим, ибо всякому, имеющему честь приближаться к царским особам, необходимо знать свою обязанность и границы службы. Где нет этикета, там придворные в поминутном опасении сделать что-нибудь не приличное. Не хорошо прослыть невежею; не приятно казаться и подслужливым выскочкою.


     [Шлюзы].

     В Вышнем В.<олочке> Р.<адищев> любуется шлюзами - благословляет память того, кто, уподобясь природе в ее благодеяниях, сделал реку ¤0_0_1_0¤рукодельною ¤0_0_0_0¤ - и все концы единой области привел в сообщение. С наслаждением смотрит он на канал, наполненный нагруженными барками; он видит тут истинное земли изобилие, избытки земледелателя и во всем его блеске мощного пробудителя человеческих деяний, ¤0_0_1_0¤корыстолюбие. ¤0_0_0_0¤ Но вскоре мысли его принимают обыкновенное свое направление. Мрачными красками рисует состояние русского земледельца - и рассказывает следующее:

     "Некто, не нашед в службе, как то по просторечию называют, счастия или не желая оного в ней снискать, удалился из столицы, приобрел небольшую деревню, на пример во сто или в двести душ, определил себя искать прибытка в земледелии. Не сам он себя определял к сохе, но вознамерился наидействительнейшим образом всевозможное сделать употребление естественных сил своих крестьян, прилагая оные к обработыванию земли. Способом к сему надежнейшим почел он уподобить крестьян своих орудиям, ни воли, ни побуждения не имеющим; и уподобил их действительно в некотором отношении нынешнего века воинам, управляемым грудою, устремляющимся на бою грудою, а в единственности ничего не значущим. Для достижения своея цели, он отнял у них малой удел пашни и сенных покосов, которые им на необходимое пропитание дают обыкновенно дворяне, яко в воздаяние за все принужденные работы, которые они от крестьян требуют. Словом, сей дворянин некто всех крестьян, жен их и детей заставил во все дни года работать на себя. А дабы они не умирали с голоду, то выдавал он им определенное количество хлеба, под именем месячины известное. Те, которые не имели семейств, месячины не получали, а по обыкновению лакедемонян пировали вместе на господском дворе, употребляя для соблюдения желудка в мясоед пустые шти, а в посты и постные дни хлеб с квасом. Истинные розговины бывали разве на святой неделе. 
     Таковым урядникам производилася также приличная и соразмерная их состоянию одежда. Обувь для зимы, то есть лапти, делали они сами; онучи получали от господина своего; а летом ходили босы. Следственно у таковых узников не было ни коровы, ни лошади, ни овцы, ни барана. Дозволение держать их господин у них не отымал, но способы к тому. Кто был позажиточнее, кто был умереннее в пище, тот держал несколько птиц, которых господин иногда бирал себе, платя за них цену по своей воле.
     При таковом заведении не удивительно, что земледелие в деревне г. некто было в, цветущем состоянии. Когда у всех был худой урожай, у него родился хлеб сам-четверт; когда у других хороший был урожай, то у него приходил хлеб сам-десят и более. В недолгом времени к двум стам душам он еще купил двести жертв своему корыстолюбию; и, поступая с сими равно как и с первыми, год от году умножал свое имение, усугубляя число стенящих на его нивах. Теперь он считает их уже тысячами, и славится как знаменитый земледелец".

     Помещик, описанный Радищевым, привел мне на память другого, бывшего мне знакомого лет 15 тому назад. Молодой мой образ мыслей, и пылкость тогдашних чувствований отвратили меня от него и помешали мне изучить один из самых замечательных характеров, которые удалось мне встретить. Этот помещик был род маленького Людовика XI. Он был тиран, но тиран по системе я по убеждению, с целию, к которой двигался он с силою души необыкновенной, и с презрением к человечеству, которого не думал и скрывать. Сделавшись помещиком двух тысяч душ, он нашел своих крестьян, как говорится, избалованными слабым и беспечным своим предшественником. Первым старанием его было общее и совершенное разорение. Он немедленно приступил к совершению своего предположения и в 3 года привел крестьян в жестокое положение. Крестьянин не имел никакой собственности - он пахал барскою сохою, запряженною барскою клячею, скот его был весь продан, он садился на спартанскую трапезу на барском дворе; дома не имел он ни штей, ни хлеба. Одежда, обувь выдавались ему от господина - словом, статья Радищева кажется картиною хозяйства моего помещика. Как бы вы думали? Мучитель имел виды филантропические. Приучив своих крестьян к нужде, терпению и труду, он  думал постепенно их обогатить, возвратить им их собственность, даровать им права! - Судьба не позволила ему исполнить его предначертания. Он был убит своими крестьянами во время пожара.

                                                           ¤0_0_1_0¤<1834> ¤0_0_0_0¤



О НИЧТОЖЕСТВЕ ЛИТЕРАТУРЫ РУССКОЙ.

     Долго Россия оставалась чуждою Европе. Приняв свет христианства от Византии, она не участвовала ни в политических переворотах, ни в умственной деятельности римско-кафолического мира. Великая эпоха возрождения не имела на нее никакого влияния; рыцарство не одушевило предков наших чистыми восторгами, и благодетельное потрясение, произведенное крестовыми походами, не отозвалось в краях оцепеневшего севера... России определено было высокое предназначение... Ее необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили их нашествие на самом краю Европы; варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились на степи своего востока. Образующееся просвещение было спасено растерзанной и издыхающей Россией... ¤3_0_0_0¤(11) ¤0_0_0_0¤
     Духовенство, пощаженное удивительной сметливостию татар, одно - в течение двух мрачных столетий - питало бледные искры византийской образованности. В безмолвии монастырей иноки вели свою беспрерывную летопись. Архиереи в посланиях своих беседовали с князьями и боярами, утешая сердца в тяжкие времена искушений и безнадежности. Но внутренняя жизнь порабощенного народа не развивалась. Татаре не походили на мавров. Они, завоевав Россию, не подарили ей ни алгебры, ни Аристотеля. Свержение ига, споры великокняжества с уделами, единовластия с вольностями городов, самодержавия с боярством и завоевания с народной самобытностью не благоприятствовали свободному развитию просвещения. Европа наводнена была неимоверным множеством поэм, легенд, сатир, романсов, мистерий и проч.; но старинные наши архивы и вивлиофики, кроме летописей, не представляют почти никакой пищи любопытству изыскателей. Несколько сказок и песен, беспрестанно поновляемых изустным преданием, сохранили полуизглаженные черты народности, и ¤0_0_1_0¤Слово о Полку Игореве ¤0_0_0_0¤ возвышается уединенным памятником в пустыне нашей древней словесности.
     Но и в эпоху бурь и переломов цари и бояре согласны были в одном: в необходимости сблизить Россию с Европою. Отселе отношения Ив.<ана> Вас.<ильевича> с Англией, переписка Годунова с.... условия, поднесенные польскому королевичу аристократией XVII столетия, посольства Алексея Михайловича... Наконец явился Петр.
     Россия вошла в Европу, как спущенный корабль, - при стуке топора и при громе пушек. Но войны, предпринятые Петром Великим, были благодетельны и плодотворны. Успех народного преобразования был следствием Полтавской битвы, и европейское просвещение причалило к берегам завоеванной Невы.
     Петр не успел довершить многое, начатое им. Он умер в поре мужества, во всей силе творческой своей деятельности. Он бросил на словесность взор рассеянный, но проницательный. Он возвысил Феофана, ободрил Копиевича, не взлюбил Татищева за легкомыслие и вольнодумство, угадал в бедном школьнике ¤0_0_1_0¤вечного труженика ¤0_0_0_0¤ Тредьяковского. Семена были посеяны. Сын молдавского господаря воспитывался в его походах; а сын холмогорского рыбака, убежав от берегов Белого моря, стучался у ворот Заиконоспасского училища. Новая словесность, плод новообразованного общества, скоро должна была родиться.
     В начале 18-го столетия французская литература обладала Европою. Она должна была иметь на Россию долгое и решительное влияние. Прежде всего надлежит нам ее исследовать.
     Рассмотря бесчисленное множество мелких стихотворений, баллад, рондо, вирле, сонетов и поэм аллегорических, сатирических, рыцарских романов, сказок, фаблио, мистерий etc., коими наводнена была Франция в начале 17 столетия, не льзя не сознаться в бесплодной ничтожности сего мнимого изобилия. Трудность, искусно побежденная, счастливо подобранное повторение, легкость оборота, простодушная шутка, искреннее изречение - редко вознаграждают усталого изыскателя.
     Романтическая поэзия пышно и величественно расцветала по всей Европе. Германия давно имела свои Нибелунги, Италия - свою тройственную поэму, Португалия - Лузиаду, Испания - Лопе де Вега, Калдерона и Сервантеса, Англия - Шекспира, а у французов Вильон воспевал в площадных куплетах кабаки и висилицу, и почитался первым народным поэтом! Наследник его Марот, живший в одно время с Ариостом и Камоенсом, 

         ¤0_0_0_1_158¤rima des triolets, fit fleurir la ballade. ¤0_0_0_0¤

     Проза уже имела решительный перевес. Скептик Монтань и циник Рабле были современники Тассу.
     Люди, одаренные талантом, будучи поражены ничтожностию и, должно сказать, ¤0_0_1_0¤подлостью ¤0_0_0_0¤ французского стихотворства, вздумали, что скудность языка была тому виною, и стали стараться пересоздать его по образцу древнего греческого. Образовалась новая школа, коей мнения, цель и усилия напоминают школу наших славяно-руссов, между коими также были люди с дарованиями. Но труды Ронсара, Жоделя и Дюбелле остались тщетными. Язык отказался от направления ему чуждого и пошел опять своей дорогою.
     Наконец пришел Малгерб, с такой яркой точностию, с такою строгой справедливостию оцененный великим критиком:

¤0_0_0_1_159¤Enfin Malherbe vint et le premier en France 
Fit sentir dans les vers une juste cadence, 
D'un mot mis en sa place enseigna le pouvoir 
Et rйduisit la Muse aux rиgles du devoir. 
Par ce sage йcrivain la langue rйparйe 
N'offrit plus rien de rude а l'oreille йpurйe - 
Les stances avec grвce apprirent а tomber 
Et le vers sur le vers n'osa plus enjamber. ¤0_0_0_0¤

     Но Малерб ныне забыт подобно Ронсару, сии два таланта, истощившие силы свои в усовершенствовании стиха. Такова участь, ожидающая писателей, [которые пекутся более о наружных формах слова], нежели о мысли, истинной жизни его, не зависящей от употребления!
     Каким чудом посреди [сего жалкого ничтожества, недостатка истинной критики и шаткости мнений, посреди общего падения вкуса] вдруг явилась толпа истинно-великих писателей, покрывших таким блеском конец XVII века? Политическая ли щедрость кардинала Ришелие, тщеславное [ли] покровительство Людовика XIV были причиною такого феномена? или каждому народу судьбою предназначена эпоха, в которой созвездие гениев вдруг является, блестит и исчезает?... Как бы то ни было, вслед за толпою бездарн.<ых>, посредственных или несчастных стихотворцев, заключающих период старинной фр.<анцузской> поэзии, тотчас выступают Корнель, Паскаль, Боссюэт и Фенелон, Буало, Расин, Молиер и Лафонтен. И владычество их над умственной <жизнью> <?> просвещенного мира гораздо легче объясняется, нежели их неожиданное пришествие.
     У других евр.<опейских> народов поэзия существовала прежде появления бессмертных гениев, одаривших человечество своими великими созданиями. Сии гении шли по дороге уже проложенной. Но у французов возвышенные умы 17-го столетия застали народную поэзию в пеленках, презрели ее бессилие и обратились к образцам классической древности. Буало, поэт одаренный мощным талантом и резким умом, обнародовал свое уложение, и словесность ему покорилась. Старый Корнель один остался представителем романтической трагедии, которую так славно вывел он на французскую сцену.
     Не смотря на ее видимую ничтожность, Ришелье чувствовал важность литературы. Великий человек, унизивший во Франции феодализм, захотел также связать и литературу. Писатели (во Франции класс бедный и насмешливый, дерзкий) были призваны ко двору и задарены пенсиями, как и дворяне. Людов.<ик> XIV следовал системе кардинала. Вскоре словесность сосредоточилась около его трона. Все писатели получили свою должность. Корнель, Расин тешили короля заказными трагедиями, историограф Буало воспевал его победы и назначал ему писателей, достойных его внимания, камердинер Молиер при дворе смеялся над придворными. Академия первым правилом своего устава положила: хвалу великого короля. Были исключения: бедный дворянин (не смотря на господствующую набожность) печатал в Голландии свои веселые сказки о монахинях, а сладкоречивый епископ в книге, исполненной смелой философии, помещал язвительную сатиру на прославленное царствование. - Зато Лаф.<онтен> умер без пенсии, а Фенелон в своей эпархии - отдаленный от двора за мистическую ересь.
     Отселе вежливая, тонкая словесность, блестящая, аристократическая - немного жеманная, но тем самым понятная для всех дворов Европы - ибо высшее общество, как справедливо заметил один из новейших писателей, составляет во всей Евр.<опе> одно семейство.
     Между тем великий век миновался. Людовик XIV умер, пережив свою славу и поколение своих современников. Новые мысли, новое направление отозвались в умах, алкавших новизны. Дух исследования и порицания начинал проявляться во Франции. Умы, пренебрегая цветы словесности и благор.<одные> игры воображения, готовились к роковому предназначению XVIII века.
     Ничто не могло быть противуположнее поэзии, как та философия, которой XVIII век дал свое имя. Она была направлена противу господствующей религии, вечного источника поэзии у всех народов, а любимым орудием ее была ирония холодная и осторожная и насмешка бешеная и площадная. Вольтер, великан сей эпохи, овладел и стихами, как важной отраслию умственной деятельности человека. Он написал эпопею, с намерением очернить кафолицизм. Он 60 лет наполнял театр трагедиями, в которых, не заботясь ни о правдоподобии характеров, ни о законности средств, заставил он свои лица к стати и не к стати выражать правила своей философии. Он наводнил Париж прелестными безделками, в которых философия говорила общепонятным и шутливым языком, одною рифмою и метром отличавши<мся> от прозы - и эта легкость казалась верхом поэзии; наконец, и он однажды в своей жизни <?> становится поэтом, когда весь его разрушительный гений со всею свободою излился в цинической поэме, где все высокие чувства, драгоценные человечеству, принесены в жертву Демону смеха и иронии, греческая древность осмеяна, святыня обоих Заветов обругана...
     Влияние Вольтера было неимоверно. Следы великого века (как называли франц.<узы> век Людов.<ика> XIV) исчезают. Истощенная поэзия превращается в мелочные игрушки остроумия; роман делается скучною [проповедью] или галлереей собл.<азнительных> картин.
     Все возвышенные умы следуют за <Вольтером>. Задумчивый Руссо провозглашается его учеником; пылкий Дидрот есть самый ревно<стный> из его апостолов. Англия в лице Юма, Гиб.<бона> и Валь<поля> приветствуют Энциклопедию. Европа едет в Ферней на поклонение. Екатерина вступает с ним [в дружескую переписку]. Фридрих с ним ссорится и мирится. Общество ему покорено. Наконец Вольтер умирает в Париже <?>, благословляя внука Франклина - и приветствуя Новый Свет словами, дотоле неслыханными!...
     Смерть Вольт.<ера> не остановливает потока. Министры Людов.<ика> XVI нисходят в арену с писателями. Бомарше влечет на сцену, раздевает до нага и терзает всё, что еще почитается неприкосновенным. Старая монархия хохочет и рукоплещет.
     Старое общество созрело для великого разрушения. Всё еще спокойно, но уже голос молодого Мирабо, подобный отдаленной буре, глухо гремит из глубины темниц, по которым он скитается...
     Европа, оглушенная, очарованная славою французских писателей, преклоняет к ним подобострастное внимание. Германские профессоры с высоты кафедры провозглашают правила франц.<узской> критики. Англия следует за Франциею на поприще философии, Ричардс.<он>, Фильд.<инг> и Стерн поддерживают славу прозаич.<еского> романа. Поэзия в отеч.<естве> Шексп.<ира> и М.<ильтона> становится суха и ничтожна, как и во Франции; Италия отрекается от гения Dante, Метастазио подражая Расину. 
     Обратимся к России.

                                                         ¤0_0_1_0¤<1834> ¤0_0_0_0¤



¤4_0_0_0¤Примечания

(1) ¤4_0_1_0¤Имеется в виду следующее место: ¤4_0_0_0¤ Не завидую тебе, что следуя общему обычаю ласкати царям, нередко недостойным не токмо похвалы, стройным гласом воспетой, но ниже гудочного бряцания, ты лстил похвалою в стихах Елисавете. И если б можно было без уязвления истинны и потомства, простил бы я тебе, ради признательныя твоея души ко благодеяниям.
(2) ¤4_0_0_1_154¤<"En Russie quelques gentilshommes se sont occupйs de littйrature".> 
(3) ¤4_0_1_0¤Имеется в виду следующее место из ¤4_0_1_1_155¤"Dictionnaire historique et critique de P. Baffle": ¤4_0_0_1_156¤ "Il s'attacha au cardinal Mazarin qui l'aimait, mais d'une amitiй qui ne lui produisait rien. Benserade, suivant toujours son gйnie, faisait tous les jours les vers galants, qui lui donnalent beaucoup de rйputation. Un soir, le cardinal, se trouvant chez le roi, parla de la maniиre dont il avait vйcu dans la cour du pape, oщ il avait passй sa jeunesse. Il dit qu'il aimait les sciences; mais que son occupation principale йtait les belles lettres, et surtout la poйsie, ou il rйussissait assez bien, et qu'il йtait dans la cour de ce papet comme Benserade йtait en celle de France. Quelque temps aprиs il sortit, et alla dans son appartement Benserade arriva une heure aprиs: ces amis lui dirent ce qu'avait dit le cardinal. A peine eurent ils fini que Benserade, tout pйnйtrй de jole, les quitta brusquement sans leur rien dire. Il courut а l'appartement du cardinal et heurta de toute sa force pour se faire entendre. Le cardinal venait de se coucher. Benserade pressa si fort. et fit tant de bruit, qu'on fut obligй de le laisser entrer. Il courut se jeter а genoux au chevet du lit de son йminence; et aprиs lui avoir demandй mille pardons de son effronterie, il lui dit ce qu'll venait d'apprendre, et le remercia avec une ardeur inexplicable de l'honneur qu'il lui avait fait de se comparer а lui pour la rйputation qu'il avait dans la poйsie. Il ajouta qu'il en йtait si glorieux, qu'll n'avait pu retenir sa joie, et qu'il serait mort а sa porte si on l'eыt empкchй de venir lui en tйmoigner sa reconnaissance. Cet empressement plut beaucoup au cardinal. Il l'assura de sa protection, et lui promit qu'elle ne lui serait pas inutile: en effet, six jours aprиs, il lui envoya une petite pension de deux mille francs. Quelque temps aprиs, il en eut d'autres considйrables sur des abbayes; et il aurai йtй йvкque, s'il avait voulu s'engager а l'Eglise". ¤4_0_0_0¤
(4) <Он скитался путями проложенными, и в нечисленном богатстве природы не нашел он ни малейшия былинки, которой бы не зрели лучшие его ¤4_0_1_0¤очи, ¤4_0_0_0¤ не соглядал он ниже грубейшия пружины в вещественности, которую бы не обнаружили его предшественники>.
(5) <Мы желаем показать, что в отношении российской словесности тот, кто путь ко храму славы проложил, есть первый виновник в приобретении славы, хотя бы он войти во храм не мог. Бакон Верулямский не достоин разве напоминовения, что мог токмо сказать, как можно размножать науки?>
(6) Окончание главы отсутствует в рукописи.
(7) Все журналы пришли в благородное бешенство, восстали а) против стих. <отворца>, который (о верхь унижения!) в ответ на при-глаш.<ение> кн.<язя>** < извинялся в стихах), что не может к нему приехать и обещался к нему приехать на дачу! Сие несч.<астное> послание было предано всенародно проклятию, и с той поры, говорит один ж.<урналист>, слава *** упала совершенно!
(8) Несостоятельность Закона столь же вредит правительству (власти), как и несостоятельность денежного обязательства.
(9) См. его письмо к г<рафу> Ш<увалову>.
(10) ¤4_0_0_1_157¤ L'on voit certains animaux farouches, des mвles et des femelles, rйpandus par la campagne, noirs, livides et tout brыlйs du soleil, attachйs а la terre qu'ils fouillent et qu'ils remuent avec une opiniвtretй invincible; ils ont comme une voix articulйe, et quand ils se lиvent sur leurs pieds, ils montrent une face humaine, et en effet ils sont des hommes; ils se retirent la nuit dans des taniиres oщ ils vivent de pain noir, d'eau et de racines; ils йpargnent aux autres hommes la peine de semer, de labourer et de recueillir pour vivre, et mйritent ainsi de ne pas manquer de ce pain qu'ils ont semй". ¤4_0_1_1¤Les Caractиres. ¤4_0_0_0¤
(11) А не Польшею, как еще недавно утверждали европ.<ейские> журналы; но Европа в отношении к России всегда была столь же невежественна, как и неблагодарна. ¤0_0_0_0¤